К тому времени, когда Гарри вернулся в спальную комнату, он был абсолютно мокрый. Бушевала сильнейшая гроза. Столько всего случилось за несколько часов завершающегося дня. Уголком глаза он поймал вспышку света в маленьком витраже около кровати. Он упал на нее, не беспокоясь, чтобы снять сырую одежду или закрыть полог кровати. Он был одинок более чем когда - либо.

Вещи, которые Гарри видел той ночью, никто когда-либо не сможет увидеть. Эмоции последние двенадцать часов душили его мозг. Молния сверкнула снова и он начал плакать…

Через мгновение он почувствовал кожей руки легкое дуновение и понял, что не один в комнате. Его первой мыслью было отскочить и подготовиться к нападению, но он услышал знакомый голос.

«Гарри», мягко позвала Гермиона.

Гарри повернулся на сторону, чтобы увидеть ее стоящую возле двери.

«Госпожа Помфри сказала, что ты отказался от лечения в больнице. Я подумала, что ты здесь», Гермиона робко вошла в комнату.

Гарри лежал тихо, наблюдая капли дождя через окно. Она села на кровать около него. Он не сказал ничего, но его глаза устремились на нее. Сверкнувшая молния на мгновение осветила их лица. Ее симпатичное лицо было искажено в выражении глубокой печали, такой, какой Гарри не приходилось видеть ранее.

«Гарри, прошептала она снова, мне так жаль…».

«Рон ?», спросил он слабым голосом.

«Госпожа Уизли прибыла сюда час назад, чтобы забрать его и Джинни домой. Она не чувствовала безопасным оставив их здесь. Глупо, действительно... Тем более, что, ну, в общем, ведь все закончилось…», Гермиона вздохнула.

Гарри взял ее тонкие руки в свои. Он погладил большими пальцами по мягкой коже ее ладоней, и закрыл глаза.

«Ты не должен сейчас оставаться один. Я останусь с тобой, Гарри. Я не думаю, что кто нибудь будет возражать, если я посижу здесь…с тобой», ее голос задрожал, но она продолжила «Но если ты не хочешь, я…».

«Нет, пожалуйста…», остановил ее Гарри. Не удержавшись, он снова начал плакать тяжелее, чем когда-либо в своей жизни. Он вспоминал, как три года назад держал тело мертвого Седрика, видел смерть Сириуса, он вспоминал весь ужас, который перенес в своей жизни. Его тело содрогалось, и она опять присела около него. Гермиона обернула свои руки вокруг него так сильно, как будто она хотела скрепить их навсегда. Он облокотился на нее, позволяя ей сдерживать свое тело от судорожного вздрагивания.

Ее взволнованный голос все время шептал ему: «Это закончилось, Гарри. Это закончилось …».

Она поглаживала своей рукой по его взъерошенным волосам, чтобы успокоить его.

«Этого всего могло бы не быть…все только из-за меня …, почему, так многие должны умереть, Гермиона? Они верили в меня», вопрошал он в отчаянии.

Из глаз Гермионы тоже потекли слезы, но она украдкой смахнула их, решая остаться сильной ради Гарри: «Я не знаю, но ты сделал лучше, чем мог. Ты победил. Некоторые, возможно, потеряли жизни, но это было, для того чтобы другие могли жить. И ты тоже…»

«Я не верю ни во что больше», произнес он устало.

«А я верю в тебя», мягко, но решительно сказала Гермиона.

И что-то случилось в его мыслях, то, чего он не ожидал от себя. Это был образ - более ясный, чем любой другой из сильных воспоминаний той ночи. Гарри прикоснулся рукой к щеке Гермионы. Он долго изучал ее карие глаза, и вспоминал, сколько они пережили вместе за последние годы.

Гарри не был уверен, вспыхнула ли молния снова, но что-то еще случилось в тот момент. Он стал слышать сердце Гермионы, бьющееся напротив его груди. Его собственная кровь закипела.

«Ты единственная как всегда рядом», улыбнулся он.

«И я рада этому», откликнулась она облегченным голосом и подвинулась ближе. Гарри забормотал что-то бессмысленное, нерешительно обнял ее руками, и сразу почувствовал постепенно увеличивающуюся теплоту между их телами.

«Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, Гарри?», спросила она хрипловатым голосом.

Гарри промолчал. Вместо этого он прикоснулся своими губами к ее губам. Гермиона ответила на поцелуй, обняв его. Незнакомая боль желания пронеслась по его телу.

Она отодвинулась и посмотрела на него: ее сияющие глаза сказали ему все. Гарри обнял ее лицо руками и снова прикоснулся к ней губами. Он целовался в прошлом, но это было ничто по сравнению с тем радостным ощущением, которое он испытывал теперь. Ее губы были мягки и полны, ее язык был энергичен, и она позволила ему переплестись с его собственным – это было действительно приятно и не походило ни на какое – либо волшебство, которое он когда-либо знал.

Узел боли напрягся.

Гермиона аккуратно сняла его очки и положила на ночной столик. Гарри притянул ее за плечи к себе, погладил их через рубашку, а потом его язык коснулся ее губ, перемещаясь глубже в ее рот.

Руки Гермионы также стали более уверенными, нежно лаская его руки. Руки Гарри, быстро продвигались, освобождая путь к двум мягким бугоркам плоти, которые поднимались и падали с каждым из ее учащенных вздохов.

«Гермиона, я хочу заняться любовью с тобой. Если ты не можешь, я пойму, но ты должна сказать мне сейчас», проговорил он, задыхаясь, между поцелуями.

«Гарри, я готова. Я готова. Я не уйду, потому что я тоже нуждаюсь в тебе», быстро прошептала в ответ Гермиона.

Наступил момент напряженности, когда его руки, поднырнув под ее рубашку, быстро прикоснулись к груди, заскользили без сопротивления между ними и материалом ее лифчика. Задев по ее соскам, он почувствовал, что они стали тверже.

Она застонала.

Он навсегда запомнил тот момент. Каждая деталь, каждый красивый звук, который издавали ее губы. Ее глаза нежно смотрели на него. Он прикоснулся к шелковистой мягкости ее кожи и мысленно ознакомил себя со структурой ее тела. Высокая температура помчалась к его паху, и пальцы задержались на ее грудях, лаская каждую из них в свою очередь и кружа перед раздувающимися сосками.

Дождь продолжал хлестать, колыша окно с каждым новым диким порывом, в то время когда они оторвались губами, и, задыхаясь, глотали воздух. Гарри передвинулся ближе, и стал, помогая ей, снимать юбку. Наконец ее стройные ноги появились из материала, который скатился вниз от талии до бедер. В одно мгновение Гермиона сбросила с плеч рубашку.

Гермиона носила белый хлопковый лифчик, но простота этого была более захватывающая, чем что - нибудь, что имела любая из тех ведьм в журналах, которые Рон бережно хранил под своей кроватью. Легкие трусики, которые были на ней, скрывали очень немногое. Гарри в трепете пристально глядел на гладкость ее плоти.

«Ты очень красива», сказал он искренне.

Они поцеловались снова.

Комната вокруг них стала расплываться, поскольку он разрешил своим рукам блуждать по невиданным акрам ее оголенной кожи

«Твоя рубашка?», спросила Гермиона.

Гарри расстегнул пуговицы и разрешил ей снять ее. Вызывающее отвращение чувство вдруг скользнуло по его спине, и он вздохнул в расстройстве: «Гермиона…».

«Да?», взволнованно откликнулась она.

«Я не имею ничего к ... использованию. Нет тех маггловских средств, ну ты понимаешь, о чем я…. Мы должны остановиться», он покраснел против своего желания.

«Гарри, все в порядке. Госпожа Помфри преподавала для девушек особое заклинание на 6-ом курсе. Я все сделаю сама», успокаивающе сказала она, и ее губы пригласили его назад к ней. Он не мог не повиноваться.

И снова его пальцы неистово блуждали по ее коже. Все казалось естественным, но он не решался двигаться дальше, когда прикоснулся пальцами застежки ее лифчика.

«Я не боюсь», прошептала она.

Гарри снял предмет нательного белья с ее груди и начал целовать, медленно продвигаясь вниз с ее шеи к долине между грудями. Его руки исследовали ее плоть медленно, как будто он перемещался через масло. Его губы, мягко коснулись ее левого соска, его язык, слегка щелкнул, дотронувшись до твердой частицы плоти. Его рука дразнила другой сосок, и он продолжил посасывать их по очереди. Гермиона стонала слегка, и что-то бормотала, задыхаясь. Наблюдение ее дрожи после его прикосновений подбадривало его. Весь ужас и боль прошлых двадцати четырех часов куда-то испарились.

Руки Гермионы, переместились вниз с его груди к поясу. Она экспериментально расстегнула пуговицу и застежку на его брюках, сдвигая их вниз с его ног, пока он не отпихнул их к кровати.

Снова он достиг ее груди, облизывая и зажимая чуткую плоть, созерцая, как она таяла и поднималась против него. Содрогания мерцали по коже Гермионы, а звуки ее удовольствия удивляли его.

Дрожь прошла через него, поскольку она приблизила свои бедра к его твердости. Он продолжал целовать ее и начал снимать ее трусики. Комната была слишком темная для него, чтобы изучить ее тело, которое он собирался любить, но когда она начала удалять его шорты, медленно, мягко, Гарри был благодарен за полутемноту.

Ее нежные пальцы ошеломляли его. Ее контакт и успокаивал и возбуждал.

Его рука осторожно скользнула вниз к ее чреву.

«Пожалуйста…», с трудом выговорила она, опускаясь вниз на кровать и закрывая глаза.

Гарри медленно развел ноги Гермионы, не отводя напряженного взгляда с ее лица, пытаясь уловить малейшие эмоции.

Ее сделавшаяся чувствительной плоть задрожала, когда он прижался мягко, экспериментально, ожидая.

«Да?», тихо спросил Гарри. Она молча кивнула, и он подтолкнул себя к небольшому препятствию, медленно качнув свои бедра. Потом он больше не мог сказать, где он закончился, и началась Гермиона...

Ее глаза открылись и мгновенно наполнились слезами. Это захватило его врасплох.

- Гермиона?

- Все хорошо. Только дай мне минуту.

- Я могу остановиться

- Нет, не останавливайся ... только дай мне секунду, чтобы привыкнуть к тебе…

Их прерывающееся дыхание было громким в тихой комнате, и он разрешил ей привыкнуть к чувству его внутри ее. Он переместил свой большой палец к ее клитору и медленно массажировал его. Он был неопытный исследователь, но почувствовал, что ее тело немного расслабилось.

«Хорошо», прошептала она, «Сейчас уже хорошо».

- Я остановлюсь. Я обещаю тебе. Если это будет больно, я остановлюсь.

- Я доверяю тебе, Гарри.

Тело Гермионы раскрылось подобно лебедю, поскольку он двинулся глубже внутри ее. Он придвинулся к ней и почувствовал ее открытой полностью, она распростерлась, чтобы вместить его.

Сначала Гарри двигался медленно. Глаза Гермионы оставались открытыми, встречая его неизменный пристальный взгляд.

Гарри вскоре начал измерять интенсивность их любовных ласк пунктуацией ее стонов, и длинных растянутых вздохов, когда он передвигался в ней. Они занимались любовью с состраданием. Это походило на возрождение: что-то великолепное среди разрушения в этот день появилось у них.

Когда удовольствие стало угрожать настигнуть ее, Гермиона сжала зубы и пробормотала: « О Боже!». В это момент ее лицо исказилось в наиболее прекрасный вид блаженства, которое Гарри когда-либо видел - ничто не могло описать это или сравниться с этим.

Они пожирали друг друга, они делали все правильно. Не было никаких запретов, никакого стыда чего - нибудь, оттого, что они делали.

Боль, гнев, печаль оставили его. Перемещаясь глубже, он заметил, что она приглашает на еще даже более глубокое проникновение. Ритм его толчков стал уверенным, он раскачивал ее тело, и ее стоны были громки и низки. Ее руки задержали его голову на мгновенье, и она изрекла колдовство, чтобы защитить от последствий его надвигающегося оргазма.

«Ты все еще веришь мне, Гермиона?», побормотал Гарри.

Она не ответила, только смотрела на него, нежно и голодно. Гарри держался все еще некоторое время, тогда как ее тело, сотрясалось под ним, а потом это случилось, взорвавшись внутри ее. Он позволил себе выйти, своему телу, твердому, но не сопротивляющемуся ничему. Пот сочился вниз со лба, поперек шрама, о котором он больше не думал.

Гарри встретил ее губы снова как старые друзья. Они лежали вместе, обнявшись руками, перепутав ноги, и ее волосы ореолом лежали вокруг его головы. Гермиона плакала от удивления и шока, осознавая собственное счастье

«Я люблю тебя», это было все, что он смог сказать.

Темная и незнакомая дорога, которой он боялся, казалась где-то далеко, неуверенность в себе исчезла.

Некоторое время ее лицо было безучастно, поскольку она пыталась упорядочить свое шаткое дыхание. Потом она повернулась к нему.

«Я люблю тебя тоже, Гарри. Я всегда любила тебя. И я верю тебе», прошептала она, улыбнувшись.